***
… не успев договорить свое вычурное, на аристократический манер, оскорбление, Маниот впервые увидел эльфов. Признаться, степень разочарования и даже легкая брезгливость на его лице заставили озорную Кшалу сжалиться и не продолжать подзуживать писаря. Маниот, расхваливавший добродетели эльфов, Маниот, слагавший на ходу оды эльфийской красоте и мудрости, наконец Маниот, с детства очарованный сказаниями об эльфах и якобы эльфийскими песнями, выглядел и ощущал себя как побитая собака.
Навстречу ловчему, писарю и знахарке вышли трое двухметровых мужчин (что можно было понять по широким плечам и квадратным челюстям с выпирающими клыками), грязных, и поросших серым жестким мехом на груди и лице. Эльфийские уши действительно были удлиненными, но никто не сообщал, что они были покрыты серебристым пухом, придающим им сходство с ламами. К тому же изношенную одежду из шкур покрывал слой крови, вероятно принадлежавшей кабанчику, свисающему с плеча одного из охотников.
- Каэле метхойне ваареес? - Маниот на удивление быстро оправился от потрясения и проявил инициативу в налаживании контакта с иной цивилизацией.
Старший из эльфийских охотников пряднул ушами, нахмурил морщинистый лоб и грозно произнес:
- Э, мудни, валите нахер из нашего леса, самим жрать ничего не осталось почти.
Повисла неловкая тишина.
Кшала залилась истерическим смехом первой, схватившись за плечо еще владевшего собой Тиоля. Маниот же от крушения всей своей картины мира медленно оседал на землю…
***

Важнейшим из искусств для чернокнижника является искусство плетения интриг. Обитатели Той стороны мало подчинялись логическим законам нашего мира, но они живо участвовали во всем, что было связано с тайнами и кознями. Поэтому чернокнижники больше походили на бухгалтеров средней руки из конторы, занимающейся поставками говяжьих анусов. Затюканный вид, кипа бумаг под мышкой и лихорадочный огонек в глазах. Разница была только в этом огоньке - у бухгалтера он выхватывал из темноты зрачков пятничное нажиралово и пятнадцатый сезон сериала, а вот у чернокнижника… Эпитет адский не применим к Той стороне, потому как Ад и Рай явления целиком воображаемые. Однако за Завесой действителдьно есть места, где кипящая лава не прекращает бурлить ни на миг. Хотя в прямом смысле слова Та сторона не имеет физического воплощения, воля обитателей создает из эфирного тумана всё, на что хватает воображения и магических сил. Человек слаб в этом смысле - всё, что он может создать это твердь под ногами и воздух в легких. А вот в том, что касается принуждения и манипулирования, человеку равных нет. Говорят, обитатели Той стороны бояться попасть в рабство к людям не меньше, чем иные люди - угодить в адский котел (разве что у первых есть наглядные примеры).
Как бы там ни было, кипа бумаг таит главную силу чернокнижника - договоры.

Седьмой день прошел впустую. Бирви поднялся с запыленного пола склепа, поднял свечу и пошел мимо рядов саркофагов и стеллажей урн к выходу из этого опостылевшего места, словно в шутку выдолбленного в глыбе розового песчаника. И какой идиот станет делать склеп розовым, особенно если в свете факелов розовые стены приобретают отвратительно живой цвет, а серые тени как сокращения гигантского желудка уносят твой рассудок прочь во тьму галлюцинаторного кишечника. Седьмой день никто из духов не хочет выходить на связь. Самое простое испытание начинающего некромага провалено, три года обучения чтению, письму, математике, астрономии, чтению манускриптов и калиграфии сигилов, началам алхимии и психологии человека. Три года издевательств старших учеников и, чего греха таить, сверстников. Три года впустую. Перед взглядом Бирви появилось лицо его матери, однако оно больше не было радостным и благодарным. Когда Бирви уходил обучаться в Гимназиум, последний сын некогда известного рода, вдовствующая мать была счастлива - её сына ждало пусть не великое, но будущее: без нужды, без болезней, без рекрутского призыва. Теперь же, не пройдя посвящения Первого круга, его ждет лишь позор и изгнание из Гимназиума. Шаркающие шаги Бирви заглохли, он со стуком упал на колени. Тяжелые капли падали с его лица в густой слой пыли, разбиваясь на десятки грязных комков, словно ртуть убегающие в тень за пределами розового круга свечи. Четырехчасовой сон, медитация и голод стеной океанской волны рухнули на плечи Бирви. Но вместе с тяжестью и отчаянием в нем росла, колючками цеплясь за всякую мысль, злоба, гнев, чистая ярость. Бирви плакал стиснув зубы, не видя ничего, кроме своего горя. И зря - тьма сгустилась вокруг него, или может, это пламя задрожало, но тут и там стали слышны постукивания, а пыль закружилась с тихим шелестом в замысловатом узоре вокруг него. Злоба кипела в юноше и чем крепче он сжимал зубы, тем меньше было капель, сбегающих по лицу, и тем сильнее был шелест пыли и стук костей. В голове Бирви ярко засиял сигил Хро, знак и слово горящего воздуха, само пламя во рту мага. Сигил был несложным в исполнении, однако само его написание требовало сильнейшего сосредоточения - вливание силы в чуть измененный знак приводило к взрыву тем более сильному, чем больше было желаемое пламя. Не понимая еще, зачем, Бирви представил себе стило с аквамариновым наконечником и принялся чертить знак Хро: широкая дуга, насколько позволила рука, росчерк угла в 60 градусов ровно и семь точек созвездия Свечи. Бирви чертил последнюю линию с животным страхом, но что-то холодное внутри него продолжало безумную работу. И хоть стила в руке не было, и песчаник не нарушали царапины знака, пыль, повторяя движения руки, струилась в фигуре, источая злой белый свет. Бирви провел последнюю линию к седьмой звезде Свечи. Рот открылся словно сам собой. Холод заполнил грудь и пробрался в голову. Ногти в неверном свете тусклого огонька были синими - сила уходила прямо из тела заклинателя. Язык провернулся как мельничный жернов и холодное дыхание, должное быть приказывающим, просипело:
- Со рий Хро!
И была тьма.
- Вот ч…
Последние слова утонули в реве бордового пламени.

Я присел на высокую кочку, чтобы перевести дух после часа блуждания в болоте. Воздух был пропитан влагой и тяжелым смогом разложения. Вокруг клубились вязкие струи бурого тумана, глубже въедаясь в осыпающийся металл и мумифицированные останки. Система очистки справлялась на троечку, так что запах отбивал всякий аппетит, хотя если бы с запахом проникали токсины, я бы и часа не прошел. Так что я воспринимал вонь как своеобразную плату за проход через эти поля смерти. В кустах слева от меня дернулась суставчатая змея, гнусно заскрипев, но прежде, чем я успел пригнуться, она пронзительно щелкнула и затихла. Чтобы не испытывать судьбу, послал дрона на разведку, но ничего страшного тот не обнаружил - всего-то киберрука какого-то размолотого в фарш солдата. Видимо, с самонацеливанием. Эх, теперь такие - редкость на архипелаге. Но нагружать себя лишним десятком кило биомеханического золота было не просто неприятно, а опасно для жизни. Топи, мутанты, местные - нужно быть незаметным для всех. В эту секунду порыв ветерка открыл окно в стене рыжего марева и вдалеке мигнули огни поселения. Судя по картам и спутнику, это были остатки рабочего поселка, строившего новый завод Северной промышленной зоны на окраине, а потому бои и бомбежка прошли его стороной. Сам Севпром превратился в пресловутое рыжее болото после наступления Хунты и контратаки Республики, превративших центр тяжпрома Архипелага в фонящую, токсичную, полную наноботов жижу, покрывающую ржавеющую технику и гнилые кости. Вот уже 15 лет здесь царит смерть в своих самых ужасных формах - биомеханических имплантов.
Нужно было продолжать путь, и сверившись с картой, я пошел на поиски тропы посуше. Из зарослей низкой травы в небо из окопа глядело жерло танка, чей борт был словно откушен уродливыми челюстями, а внутренности выпотрошены и раскиданы на метры кругом. Особенно удивил блестящий движок, поставленный на башню машины. Блеск в этом ржавом мире означал только одно - рядом потрошители, и лучше бы не наткнуться на них. Быстро пересчитав в уме марки сплавов и блеск деталей, я понял, что крупно попал - туман скрадывал звуки, и скорее всего я в зоне досягаемости приборов потрошителей. В ответ на мои мысли, земля чуть задрожала. Нужно немедленно выпустить дронов! Пара шустрых ос зажужжала в моих микрофонах и по спирали поднялись ввысь. Чернота третьего глаза покрылась серебряной сеткой с провалами и горами рельефа и ярким желтым бугром в отдалении от центра. Этот бугор невероятно быстро для своих размеров рыскал из стороны в сторону, словно бешеный кот. Телеметрия через интуицию дала понять, что между нами активное пятно, и только оно не даёт запеленговать мое местоположение. Придется бежать. Я выбрал маршрут, по касательной обходивший пятно и спускавшийся в овражек за ним, слой ионищированного воздуха и грунта должен защитить меня от неприятного некроморфа. Дроны взмыли еще выше, обдавая пространство вспышками в радио и укв, чем освещали мне дорогу в липком тумане. Действительно липком - конденсиируясь, он принимался жрать покрытие костюма и тот ослизнялся. Лишь антистатик не давал мне превратиться в сдизевого снеговика. Вдруг изображение с третьего глаза заснежило, а затем и вовсе пропало. Микрофоны подстроились быстрее, чем я сориентировался, что происходит. Над болотом отчетливо жужжала мелкокалиберная пушка ПВО, а вслед за ней земля под ногами чуть загудела. Скрежет металла возвестил кончину противовоздушного орудия - мои дроны пали жертвами необозначенной точки, но все же дали мне уйти от потрошителя. Пригнувшись, я заторопился в овраг. Но не тут-то было. Из земли на меня глядело дуло пневморужья.

Текстоглассовые стекла, укреплённая резина, гражданские костюмы РХБЗ и полное отсутствие на радарах. Сочетание для куда худшего посыльного, чем я. Но факт остается фактом, и сейчас меня вертят в шлюзовом бараке на цепи, а тот, кто меня взял на прицел - белобрысый мальчишка, лет 14. Охотник и разведчик. Да, Климт, теряешь хватку. В подреберье снова раздался визг ультразвука и треск дуги - пытали меня со вкусом. Однако, спасибо корпорации, боль я мог отключить.
- Кто такой?! Задание? Маршрут? - верзила с головой, наполовину скрытой за наплывами биокерамики с душой трудился над моим бренным телом. Был бы я обычным человеком, точно бы помер от шока.
- Тащите механика, - амбал сплевывает на пол и вытирает руки о полотенце над раковиной. Какая чистоплотность… Однако механик тут чем поможет? Я же не болотный некромех какой.
- Кхр, что, Свон? Кхрррр, опять не смог удержаться от раздавливания сердца?- тощий, высокий старик, похожий на паука, вкатил на тележке свои потроха в барак. Бугай ушел из поля моего зрения и застучал чем-то на столе. Послышался грохот чайника. На тележке старика был совсем не чайный сервиз. Легкие мерно раскачивались в плоских банках на груди, а вот между ними… Не зря я обозвал его пауком. На тележке возле легких собралось целое гнездо военных имплантов. Они жадно тянулись в мою сторону, чуя поживу. Лазеры уже грелись, а сверла неодобрительно жужжали.
- Такс, голубчик, чего не говорим?
Я закономерно промолчал.
- Ну что же вы так грубо, голубчик, сейчас мы вам вернем более человечнский эээ… Вид.
С этими словами гнездо с птенцами-имплантами заклекотало манипулятопами и потянулось к моей голове. Вот и все, решил я, сейчас они выпотрошат мой череп, дешифруют и… Додумать свою судьбу я не успел. Старик-паук твердо знал свое дело, каким бы оно ни было. Меня сотрясла судорога боли, крик потух в легких, которые не могли вдохнуть. Все тело, исполосованное пыточных дел мастером, дало знать о своем недовольстве примитивно и неотвратимо, на языке электрических импульсов боли. Прежде, чем я умер, неподалеку прогремел голос:
- Чаю, механик?..

рабочий день это всегда начало нервотрепки. вот не успеешь ты проснуться, уже звонят. как вот сейчас, например. ты нехотя вылезаешь из-под одеяла и взбодрив себя парой фраз в духе "уволят же, ёмаё" или "когда включат отопление наконец, мрази", неловко шагаешь до звенящего девайса. никак сам сатана поучаствовал в создании. и конечно из трубки на тебя льются тонны слов, объемных и густых, как кисель. и тебе уже не нужно ничего знать больше, чем ты успеваешь влить в себя через уши за три секунды. ведь твой сменщик заболел/запил/не справляется/телепортировался на Альдебаран посреди смены, а тебя ждет твоя ЛЮБИМАЯ РАБОТА. мысленный призыв кары на головы клиентов и работодателей, прочищенное горло перед обычным "понял, буду", и вот оно - начало дня. серым светом тебе уже выжгло сетчатку, так что различить в этой квартирке цвета не представляется возможным. но это и не нужно: три шага прямо и один налево - ты у плиты, щелчок зажигания поворот направо - и шматок корма летит в миску Барсику, вот и его серая морда с серыми глазами, два шага влево и поворот - ты делаешь себя завтрак. чайник глухо отстреливается от тебя, такой же злой за прерванный чайниковый сон. что там у них, интересно. наверняка, гурии, ласкающие его вновь блестящие бока своими нежными ручками с губками, сочащимися фейри. нет, дурачина, говоришь ты себе. это сон не чайника, а тебя самого, если бы ты был чайником. а руки-то уже быстрокашу в мисочке с медом намешали, пакетик в кружку зарядили и вообще молодцы. и вот пока ты про гурий с губками мечтаешь, огонь плиты становится небесно-голубым, кот твой внезапно оказывается рыжим и таким… интересным. что же будет, если ему вспорот живот вот этим вот кухонным но… чайник в отместку за грязные домыслы свистит тебе в ухо, а руки нарезают батон к чаю. как же серо, ну епрст…

Хуже всего полугодовыми зимами не видеть солнца, но различать в небе лишь жирные оранжевые кляксы гноя фонарей на мохнатом теле огромного свинцово-серого дохлого кита 20 часов в сутки. Под таким китом Лёва и проводил большую часть жизни - когда живешь в высоких широтах, в затерявшемся в глуби материка городе, это вполне естественный ход вещей. Но Лёва, в отличии от многих своих знакомых-приятелей, обладал странной особенностью: он яростно желал свалить из этого места, но не мог и месяца продержаться где-то вдали, на теплых берегах менее северных речек и озер. Что можно было хорошего сказать об этом месте, словно прогнившем и стоящем исключительно из-за скрепленных морозом льдов в каждой стене и дереве? Казалось, изо льда наполовину состоят и здешние люди. Но Лева не мог не любить это место и этих людей. Странно-болезненной любовью, да, но любить. Танцующему в буре, ему ничего не оставалось, лишь дарить себя в каждом такте сердца бури.

Снова передо мной разинут слепяще-белый прямоугольник цифровой бездны. Знаешь же это чувство, когда все знал, но забыл в самый ответственный момент? Вот и у меня так.
***
Ежегодно только в России пропадает без вести 70000 человек. Из них около 15% так и не находят.
***
Иногда я забываю, что родился в Межвременье и бессознательно ощущаю себя человеком. Вчера, например, я стоял в очереди супермаркета и с нескрываемым раздражением думал, что время уходит! Уходит, аахах. Нет, ну вы поняли?! В общем, я стал забывать, зачем вообще пришел в эту Рамку. А? Что такое рамка? Ты че, дед, совсем забыл всё? Ну… Вот слышал о параллельных реальностях, да? Ну вот что-то вроде. Только вместо дерева альтернатив бусины Рамок на нитке Времени. Каждая - свое собственное Время и Пространство. Ну как это объяснить… Короче, много миров, вот и все. А Межвременье - это все эти промежутки между Рамками. Сложно? Ну и хер с тобой, налей еще по одной.
Так вот. Подходит ко мне утром дочка и такая: "Паапа, смотри, я налисовала птичку!" Картавит немного, пять годиков только. И протягивает мне рисунок килона! Я килона 27 биологических лет не видел, а она его со сна изобразила. Ну все, думаю, пора валить, генетическая память проснулась. Что? Сам ты "не бывает"… Ты еще скажи, что нельзя в смежный временной пласт нырнуть. Вот умора. Так вот о чем это я… А! Как-то завис я у себя значит в кластере, вишу. Скука смертная, вообще ничего не хочется. Ну, знаешь как бывает - пару рамок свернул полностью - ну, уничтожил, короче, - и другие всякие дела кажутся такими мелочными и недостойными. Так вот, вишу. И передо мной проносится одна особа… Ух! Так, налей еще, ага. И вот она мне говорит, мол, появился слух о такой рамке, что вмещает особых биологических существ с поразительной вычислительной мощью мыслительного органа. Ну, я вишу себе, думаю, и чё, биокомпов не видел что ли? А она такая: "Но ведь они почти не считают и не исследуют!" Воот это была новость. Компы, которые не исследуют и не считают в обычном смысле. Ну и я конечно отвис, спрашиваю: "А чем они занимаются весь срок существования?" А она засмеялась такая… И говорит, мол, я как раз туда иду, узнать, потому что все, кто там были, молчат как рыбы, и если я хочу узнать, то надо вместе с ней идти. Мне вот совсем ее предложение понравилось! Ой, ты еще скажи, что отказался бы. Ой, вот не надо тут. Дай закурить лучше. Так вот, нырнули мы в эту рамку и… Такого ужаса я за всю свою вечную жизнь не испытывал, мужики. Не, преувеличиваю, конечно. Но самую малость. Как-то меня чуть не схлопнуло в одной из нестабильных Рамок - уж я натерпелся страху, да. Брата моего так когда-то… Так вот, ужас обуял меня неконтролируемый - темно, сыро, чет прохладно и дышать не могу - думаю, все, приехали, агонизирующий биокомпьютер с начинкой из меня. Ясно чего они не исследовали, ага. Но чувствую - двигаюсь куда-то. И тут шум, свет, цвета всякие, холод. Перепугался я, конечно, но не агония, и то хлеб. А как вздохнул да меня куда-то в теплое и мягкое положили - вообще стало весьма неплохо. Ну вы поняли, да? Ага, как и все вы. Родился, значит. А? Чего? Машинист говорит, приедем скоро? Что, уже свет в конце? Ну короче, рос как все, выучился на автомеханика, семья, дочка, да… А потом жена от рака-то и слегла. Решил, что хватит с меня таких приключений. Да, оставил дочку, и ты меня еще обвини! Сам небось свалил по меньшей причине. Так, я тут байку травил…
А… Но самое главное понял только сейчас, пока тут с вами обалдуями ехал. Что? Да не совсем про компы, с этим как раз сразу стало ясно, как понял всё. Вы слыхали об обрыве нити? Да, легенда. Вроде. Так вот, я тут понял… Только вы никому из наших, ясно? Нить не обрывается так, как нам видится. Все Рамки как? Бегут-бегут, да и схлопнутся. А эта вот не схлопнется, а развернется, а потом еще раз, и еще - и так фрактал из одной нити, одного Времени. Что, не дошло до вас еще, обалдуи? Наше Межвременье это и есть развернувшийся их мир. Что? Именно! Поэтому мы такие пришибленные! Мы - это люди. Но потом. Уж не знаю, как они избегут свертки, но если есть мы - значит, все будет в порядке. Приехали уже? Жаль, не допили. Ну давайте, удачи. Забегайте в мой кластер…

как всегда по пятницам, ему было не по себе. по кому? да кто же ответит, даже он не знал. он конечно придумывал себе разных. обычно у них были ярко-красные до плеч волосы, серо-зеленые глаза и вздернутый носик. звали их одинаково, и манеры были у них похожие, но они были разными, каждую пятницу, а иногда и в середине недели. тогда он проваливался в полусонные псевдодиалоги с ними, с каждой. говорил то, что никогда не скажет в лицо. порой это бывали щетинистые широкоплечие мужланы, и тогда пиво в руках становилось с привкусом круговой солидарности и значимости.
а сегодня ему было не по себе, и не по кому. страшно. пиво и половина пиццы из магазина на первом этаже покрылись инеем отчужденности. запыленная квартира отразилась в его глазах, поднятых от экрана, - каждая пылинка, острый угол мебели, тусклые пятна цветов на обоях. отвратительно. разве это он лелеял в мечтах, перебираясь из притона в притон в своем студенчестве? выходит, это. реальность отразила его сокровенное с нечеловеческой иронией.
из горла вырвался рык-стон. грязно. обдал лицо горячей водой. холодной. взглянул в зеркало - тошно. тряпка и ведро - вот что поможет.
"идиот"
"сам такой, а что ты предлагаешь?"
"ты знаешь"
"пошел ты"
разводы грязи на полу коридора споро пожираются холщовым чудовищем с влажными звуками. но что это? чудище замедлилось, начало двигаться рывками и затихло в пенной серой пучине ведра.
его скрутило как в тот единственный раз, четырнадцать месяцев назад. в пятницу. страх, отвращение, тошнота… пустота. он взвыл. лицо, зажатое между локтей оросилось горечью. звериный вой сопровождал это метание по недомытому полу.
оцепенение. пока он может думать, надо расслабиться и убить эту резкость восприятия. для начала - открыть окно, так, домыть пол. думать о поле и закоулках с пылью. вот и все. чисто. сознание ясное и чистое…
"идиот"
"молчи!"
"ты же круглый дурак, что тут еще умалчивать."
"заткнись!!!"
так-с. где тут абсолютное оружие? ах вот она, литрушечка. была ею, пока не превратилась в почти половину себя былой. какая блять ирония.
***
он открыл глаза в ванной. чуть теплая вода, чуть слышный гул города за окном. нос чуть выступает над водой, и если не шевелиться, можно дышать. по пятницам ему было не по себе, но в эту пятницу ему стало как раз по себе. так вот в чем дело. не убежал, значит, от себя. внутри тишина, никаких привычных "идиотов". тоска. он высунул голову из воды. телефон предусмотрительно лежал на краю ванны. пальцы по памяти нащелкали номер. гудок. тишина. сердце успело сделать два слишком энергичных сокращения.
"абонент которому вы звоните..."
отбой. видимо, все так и должно окончиться. он снова погрузился в воду. на этот раз глаза закрыты, тело вжалось в дно. теперь надо осмелиться вдохнуть. минута. две. к концу третьей он решае… тело ощутило низкий гул. еще раз. экстренное всплытие.
- Алло привет прости телефон разрядился что-то случилось не молчи.
голос такой же, как у всех тех, серозеленоглазых, точь-в-точь.
- Да, привет, тут это,- он перекинул вторую ногу через край ванной, споткнулся о бутылку, накинул полтенце. - Немного холодно. Поможешь заклеить окна?..

Утренние апрельские сумерки. Промозглый ветер бетонных подворотен и узких улиц. Намеки на уличное освещение вдалеке, у более широкого проспекта. Небо в своей бездонной серости светится заревом зарождающейся зари. Такие цвета были у обложек бульварного чтива в начале девяностых - блеклые, напоминающие о несбывшихся мечтах и полуобморочных грезах. Из блуждания в лабиринте мыслей меня вывели вскрикивания и копошения в темной арке, мимо которой я как раз проходил. Очередной раз я себе сказал, что я не герой. Очередной, потому что каждую неделю слышу, как во дворах кого-то бьют. Иногда приезжают машины скорой, чаще милиция. Возможно, в этот раз я бы так же прошел мимо, задушив в себе дряхлую совесть. После рабочей смены усталость тела разлилась и по внутренним скатам черепа, но из арки донесся хриплый полустон-полувскрик:
- Помоги, твою мать, не дай сдохнуть…
"Это не твое дело. не твое дело. Ты не Рэмбо". И тут такое. Еще голос рассудка древней лягухи бубнил во мне, но усталость уже плавилась в злобу обезьяны. Попытка поскорее уйти была сразу же провалена. В голове осталась только одна мысль - уничтожить. За все прошлые зажмуренные глаза и зажатые уши, за всю отжатую мелочь, за все разбитые на дороге бутылки, за чертову усталость, в конце концов.
Потом глаза меня подвели. Не запомнил ровным счетом ничего: ни сколько их было, ни как выглядели. Лишь чужая боль, стук кости о кость и пьянящая ярость. После, когда адреналин выветрился, а ноги стали ватными, я разглядел на грязном бетоне бомжа. То, что это бомж, я понял потому, что не раз видел его спящим на лавочке и копающимся в баках. Он медленно лег на спину и протянул:
- Фууух… думал, сегодня помру. Не, еще поживем.
- Мог бы и спасибо сказать, - на волне опьянения от победы я желал славы и восхвалений.
- Ага, герой, блять. Если б я не крикнул, ты бы так и прошел мимо. Да и влез ты не меня спасать - а туда же, благодарности ждет. Молодежь…
Я чуть не подскачил от такой обиды. Этот чертов бомжара еще меня учить будет, урод! Но парой секунд спустя пришло зябкое и отрезвляющее осознание, что он прав. Я совсем не герой.
На вид ему было лет сорок, хотя с такой неопрятной щетиной и еле живым светом неба я и себе дал бы не меньше. Левый глаз его основательно заплыл, а из губ сочилась темная кровь. Мои собственные руки саднило, наверняка сбил костяшки.

ты всегда будешь здесь. сидеть на краешке стула, облокотившись на колени, смотреть в пол стеклянными глазами и задумчиво жевать прядь волос. ты всегда будешь со мной. куда бы я не поехал и не убежал, ты займешь свое вечное место у стены, возле дерева или на поверхности воды. ты всегда будешь во мне. грезой, которая не сбылась, и страданием, которого не будет. ты навечно в моей памяти. ты всегда будешь здесь, и это ни дар, ни проклятие. это ты.