Уезжая оттуда, все они втайне чувствуют облегчение. И какую-то неловкость. Никто не может ничего сказать, только гравий шуршит под колесами. Наконец, Хан все-таки решается:
— Она, как бы… похоже, она не очень-то рада. Так мне показалось.
Йеспер сморкается:
— Это была твоя дебильная идея.
— А как мы, по-твоему, должны были поступить? Ничего не объяснять, и пусть бы сама разбиралась, ну, вот хоть с теми же письмами?
— Да-да! Они не мертвы, госпожа Лунд, ваши дети живы, у вас живые дети! Нельзя было просто оставить ее в покое, чтобы она сама это выяснила? Обязательно было устроить шоу с разоблачениями.
Некоторое время они сидят в тишине, угрюмо глядя в окна. Они едут по проселку, машину трясет, и Тереш спрашивает водителя, можно ли курить в салоне. Он достает сигарету. В полумраке вспыхивает спичка, и папиросная бумага трещит в ее пламени. «Астра» чадит, наполняя салон горьким запахом. После стольких часов в машине Кенни сидеть здесь кажется чуть ли не изменой.
Хана начинает грызть совесть:
— Наверно, и правда не стоило этого делать. Что, если она уже смирилась с этим, а мы только зря ее расстроили? Что, если из этого ничего не выйдет…
— Думаешь? — язвит Йеспер. — Может, это был наш долг! Вломиться в дом к посторонней женщине и просветить ее насчет ее детей. — Он на мгновение задумывается, а потом продолжает: — На самом деле я так не думаю, Хан. Не верю, что она смирилась. Может, она просто пытается жить дальше? Хотя, конечно, у меня детей никогда не было.
Тереш выдвигает из дверцы кареты пепельницу. Он курит, молча. Они избегают мотошоссе, на которых сейчас сплошные пробки. Поэтому едут проселочными дорогами среди вечерних полей и перелесков. К середине пути Тереш курит уже шестую сигарету и в салоне становится душновато. Бывший агент воспитанный человек: он открывает окно и впускает внутрь свежий воздух с несколькими снежинками. Они едут вдоль оврага. Мимо проносятся голые кусты, а над полями вдалеке начинается снегопад.
— Она не смирилась, — говорит Тереш. — Она забыла. Я не видел ни одной их фотографии во всем этом доме. Когда ты дал ей свою папку, она смотрела на них так, будто пыталась вспомнить, кто это такие.
Хан передергивает плечами, как бы от холода. Все молчат. Это знак согласия. Еще одна долгая пауза, и Йеспер откашливается. Так они дают друг другу знать, какие чувства это в них вызывает. Реже всего они говорят между собой о том, о чём думают на самом деле. Об этом исчезновении. Из-за того, что в самом начале они говорили слишком много, так много, что разговоры перестали помогать. Всё сказано, им больше нечем утешить друг друга. И потому всем так странно слышать, как Йеспер говорит: «Иногда мне кажется, что весь мир о них забыл».
— Так и есть, — отвечает Тереш.
© Курвиц, Божественный и страшный аромат
