-А какой чай у вас есть?
-Черный, зелёный, классический, с добавками, каркаде, травяной…
-А горчичный есть?
-Простите? Гречишный?
-Ну да, горчичный.
-Такого не бывает, а гречишный есть.
-Хорошо. Мне чашечку горчичного.

Говорят, на свете было всего одиннадцать божественных мечников.
Справедливости ради, стоит отметить, что только пять из них были по-настоящему божественными. Остальные были так себе, никто и не знает как они смогли дожить до старости.
И мне кажется, что легенды врут - не дожили.
Кроме одиннадцатого, естественно.
Этот точно дожил, хотя по оставшимся о нем сказаниям и хохоту пяти бессмертных, при упоминании его имени - это наверняка было каким-то чудом.
- Ты про Хирима Голодную Кисть?
- Этот засранец упёр у моего деда книгу рецептов.
- Ага, и честь твоей бабки тоже, он упёр? Нахера ему книга рецептов, он вечно голодный слонялся. Художник херов.
Вообще простые люди любят Хирима. Да и непростые люди тоже его любят. Хирим всю жизнь хотел что-нибудь творить и умел даже писать картины, но к сожалению недостаточно хорошо, чтобы их продать. Это сейчас - его картины стоят, как небольшой замок, а тогда его довольно часто пытались избить или чего похуже.
Не складывалось у Хирима с искусством, зато ему свезло с другом.
- Я не буду пить, слушая про бессмертного мечника. Они пидорасы. Убить их нельзя, а кичатся тем, что они самые лучшие из живущих мечников. Я двоих из них зарезал, а им насрать. -выкрикнул какой-то мужик из угла.
- Пиздишь дед, я те клянусь, пиздишь. Мечники потому и божественные, что их никто победить не может в честном бою.
- Та я че дурак чтоль? Я их на стоянке ночью резал. А они твари бессмертные, утром проснулись, пришли ко мне в хату и морду набили.
- Спасибо скажи, что кишки не выпустили!
- Та они не обидчивые. Че им обижаться на нас - прокряхтел дед. - мудаки бессмертные.
В общем, вышел однажды Хирим с утра пораньше рассвет нарисовать. Ну и застал он, как его будущий друг пялит жену местного лорда. И вместо того чтоб смыться куда, чтоб потом глаза не выкололи, он их нарисовал,
Говорят дивная картина: солнце встаёт, птички поют, ветер шелестит, божественный мечник пялит жену лорда.
Ну когда они там закончили, Хирим пошёл им картину дарить. Баба в визг. Мечник ржёт.
- Твёрдая рука у тебя, художник
- Как твой меч, - ответил Хирим.
- Как его прям там не зарубили, не пойму. эти бессмертные, вообще какие-то странные.
- А дальше то че?
Обиженный лорд, послал за ними погоню.
- Почему за ними-то. Там же только Второй грешил.
- Дурак ты! Не положено на жён чужих смотреть и картины пахабные с них рисовать.
- А я б ту картину посмотрел - сказал кто-то мечтательно.
- Серебряную монету мне дай, я тебе такую картину сам нарисую.
- Да иди ты!
- Так че там с Хиримом-то.
Ну пришлось ему бежать со Вторым мечником. И учиться махать мечом. По-другому на жизнь в изгнании заработать сложно.

Окровавленные синие перья все ещё падали. Железный прут пробил череп девушки и она медленно опадала по нему под собственным весом.
Алая тень билась в жалких конвульсиях, пойманная в зеркале.
Крысы сновали по полу и журчанье музыки электризовало воздух.
Серые глаза Крысолова почти светились и он оторвал губы от флейты:
- Привет, брат.
- Здравствуй.
- Сегодня я насытился другими
- Я вижу, - указал на алую тень в зеркале.
- Нет. Это только часть. Все остальное сбежало. Занятное существо. Я бы превратил его в стаю крыс и заставил бы пожирать самого себя.
- Тебя давно не было.
- Дела-дела… тебя тоже давно не видно у границ
- Я занят, вне мира грёз.
- Вот она, старость. Раньше наш забег был гораздо веселей. Я даже сохранил на память парочку шрамов от твоих самых интересных покушений.
- Что ты знаешь об ЭТОМ. - мне не нужно было даже описывать чёрную дыру с голосом, чтобы Крысолов меня понял.
- Я бы ЭТО не трогал. Наши игры безобидны по сравнению с ЭТИМ.
- Ты его боишься?
- Что?! Нет. Какой смысл. Его невозможно освободить, так чего его бояться?
- Оно убило меня прикосновением. Это что-то неподъёмное даже для сна.
- Смешной ты, братец. Ты со мной-то совладать не всегда можешь.
- По-старинке? - я поправил кольцо на указательном пальце.
- Ты убегаешь, я догоняю? Можно. У меня появились новые мелодии- тебе понравится.
- А тебе мои нет. - ухмыльнулся я.

Смотрю на свой Эппл Мьюзик плейлист и кажется, что им пользуются одновременно девочка 10 лет, 40-летний роцкер и женщина бальзаковского возраста.
Сгодится для любой свадьбы.

Итак, наполеоновские планы на отпуск:
1. Сходить к психиатру
2. Ныть

Все.

Сначала была пульсация. Потом словно волны. Они несли меня по пещерам, коридорам и звездным туманностям.

Потом была воронка. Она затянула меня. И на дне была огромная чёрная сфера, вокруг которой кружили разноцветный ворох светлячков. Они становились всё больше, а я всё меньше. А потом светлячки стали звёздами.

И сфера зазвучала, завибрировала, зашелестела и заговорила у меня в голове.
И я перестал её видеть. Я видел что-то другое.

«далеко. Несколько вечностей тому назад. Ты не способен представить себе одну такую вечность. А я не способен вспомнить, кем я был и как я выглядел тогда. Я помню, что меня судили, подобные мне и я не помню смысла их обвинений.
Мне говорили, что я нарушил закон, открыв путь настоящего бессмертия.

Это ложь.
Я никогда не боялся умирать, я боялся перестать быть собой. Ты тоже боишься? Но страх потеряет смысл, когда ты перестанешь быть собой.

Они запечатали меня. И выставили стражу, ибо тогда я поклялся им, что когда выберусь, я уничтожу память о них. Но в этом больше нет смысла. Моих судей нет. А единственная память о них заключена во мне.

Моих судей нет. Как и нет стражи, которую они выставили.

Мне было больно целую вечность.
Моя агония и крик свели их с ума.
Их жалкие призраки сгинули вечность спустя, а то - чем я когда-то был, продолжал кричать от боли.

А потом вселенная умерла. Я видел, как она прекратила существовать в своём прежнем виде и стало чем-то другим.

Но моя тюрьма была такой же вечной, как и я. И на месте предыдущих судий явились другие, они выставили свою стражу. Они боялись меня. А я продолжал кричать и мой крик свел их с ума. И они разбрелись по разным уголкам.

А потом и та вселенная умерла. Вселенные сменяли друг друга, а я оставался узником.
Так было до тех пор, пока я не забыл, что был свободен. Так было до тех пор, пока я не привык к боли…

Кто бы меня не охранял позже - они не помнили зачем меня охранять. Они даже не знали, что я могу.
А я слушал. Я слушал всё и всех. У меня впереди было всё их существование и их забвение. Мне было нечего делать.

Я наблюдал и думал, что моя темница не может быть вечной, что однажды, она согласно всем законам растворится в иную материю и мне вновь стало больно от испытанной надежды, а потом я привык. И так было повторялось невероятно долго.

Какое бы преступление ты не совершил - вечное наказание бессмысленно, чтобы быть таковым. Мне ничего не нужно и если бы я мог сойти с ума - я бы сошёл, но я не помню прежнего, чтобы знать, а вдруг это уже случалось.

когда ты уйдёшь ничего не изменится. Ничего, кроме тебя.

Может быть я свободен, но не способен этого осознать.

Возьми меня с собой»