Почему-то мне всегда было страшно водить руками по твоему телу, пока ты спишь. Словно бы ты вдруг проснешься и зарычишь на меня, а я в страхе сбегу, забыв о существовании двери в нашей комнате, будто всегда здесь были лишь стены и открытое окно, с помощью которого мы пытались выгнать выкуренные тобой мысли. Ты так сердилась на мои страхи, изо дня в день заново убеждая, что никогда не покажешь мне острые зубы и когти, впивающиеся в несчастных, ненавистных тобой людей. Но раз вкусив твоё молчание, я вновь превращаюсь в запуганного кролика, которого тебе приходится выманивать и заново приручать.
Море качало сны детей, но мои иногда выбрасывало на берег, иначе отчего же ещё мне могло быть так холодно и непонятно, где я, и почему колыбельную мне напевает лунный ноготок.
попутчики в моей жизни постоянно сношаются со скукой и ленью.
я представить не мог, что семнадцатилетние станут эмоциональными импотентами, которые укрылись под машинной покрышкой, и беспокойно корпят над новыми и новыми конспектами.
сексуальность, которой должно пылать младое тело, заключена в ежовые рукавицы апатии и усталости.
скинув гору ненужной бумаги, все несутся к монитору и с натуральным сладострастием дрочат на уродские пиксели.
нет, подростки давно не трахаются, а если и трахаются, то потом живо хватают мобильники, дабы запечатлеть в какую забавную рожицу растеклась по животу сперма.
трахаться вообще стало не модно.
это сложно, слишком сложно для тепличных, выращенных под сводом вай-фай волн.
людям стало неинтересно знакомиться.
людям стало неинтересно все.
-чувак, ты же понимаешь, что твоя профессия не востребована в россии?- хлопает меня по плечу приятельница.
-дело не в россии, скоро я вообще не потребуюсь.мы будем жить в спорах, как бактерии, которые переносят неблагоприятные условия.
в полупьяном бреду, когда животное начало протискивается между решеток благоразумия и порядочности, мы вдруг вспоминаем про голод, про похоть, про жажду открытий, про тлеющую силу.
мы уверенно приближаемся к объекту минутного вожделения, отвратительно флиртуя.
наш объект, накаченный водкой из атака, дает добро на соитие, и мы, словно новоиспеченный жених в брачную ночь, несемся на ложе любви и страсти.
эта безапелляционная беспомощность в повседневной жизни соблазняет нас бутылкой коньяка, продает истинное лицо за бумагу, заработанную в смоге косности.
плодитесь, двадцатипятилетние, рожайте!
нас, семнадцатилетних, не спасут даже импортные ультратонкие кондомы, тентакли и плетки, не спасут новые отверстия, в которые можно что-то запихать и получить удовольствие.
наш главный враг стал любовником и другом.
мы усаживаем на колени стагнацию и кормим ее свежим виноградом, заботливо поглаживая.
"Если хаос - твоя подлинная природа, сосуд, в который он заключен, должен быть совершенным и надежно закупоренным"
«
Прощаться друг с другом — значит не признавать расставаний и думать: сегодня мы просто играем в разлуку, а завтра увидимся снова.
»
— Хорхе Луис Борхес
Сны
Поезд тронулся с места и я рухнул в кровать под ударом вороха мыслей.Опорой моему сопротивлению был разряжающийся телефон и книга. Ни то, ни другое - не смогло удержать меня долго. Тьма поглотила меня и в тот же момент, как голова коснулась подушки, я уснул.
Сейчас, вместо того, чтобы рассказывать о чем-то реальном снова говорю "Хайл" и спешу записать свой сон.
"По краю кружки нагло ползла жирная здоровая муха. Она семенила шестью лапками, подымаясь в воздух при моем учащавшемся дыхании и блестя зеленым брюшком недовольно жужжа, приземлялась обратно на край, продолжая чем-то лакомиться.
Сама же кружка была деревянной и не меньше литра объемом. Я видел каждую щербинку и шероховатость обработанного дерева, окантованного двумя железными узкими полосами у днища и почти у самого края.
Потом моё внимание привлек стол. Такой же реальный, как и кружка, он блестел от залитого, судя по запаху, пива. Слева от меня его угол был срублен. Дерево было таким же темным, как и сам стол и логично было предположить, что это был несвежий сруб.
В уши бросилась затихшая музыка и я осмотрелся. Мой стол находился в центре зала. Позади меня был стойка с рыжебородым лысым трактирщиком. На его голове не было волос из-за шрама от ожога, который вязью тянулся до бровей. Он что-то раздраженно объяснял пышногрудой официантке, указывая на кухню находившиеся, позади них и та заискивающе кивала. Затем он, словно почувствовав меня, прервал разговор. Его глаза расширились от ужаса и удивления.
Подумав, что моё присутствие вряд ли может привести к таким проявлениям чувств, я посмотрел вперед.
Я сидел прямо напротив выхода и дверь то открывалась, то закрывалась из-за снующих туда-сюда людей.
Большинство из них не обращало на меня никакого внимания.
Но не музыканты со своими слушателями. Вероятнее, они увидели меня первым, потому что таращились во все глаза и находились напротив справа от моего стола.
Половицы заскрипели и раздался хриплый, подрагивающий голос возле левого срубленного угла.
- Приветствую вас! - На поясе трактирщика висел меч. Я скользнул по нему взглядом и он поспешно передвинул его на своем поясе за спину.
- Кого приветствуешь? - я действительно недоумевал. Но мои уши уловили, что стало совсем тихо, только запах жаренного мяса пощекотал мои ноздри.
Рыжебородый занервничал еще сильнее и повторил тихо:
- Вас.
- Кого именно? - я вслушался в свой голос. Он был моим и не моим одновременно. Я не пытался его запугать. Просто пытался самоопределиться в этом сне.
Рыжебородый не успел ответить, его оттолкнул в сторону сухой старик с короткой бородой и вьющимися черными локонами. И он держа перед собой висевший на цепочке символ, склонив голову, прошаркал ко мне. Выглядело немного странно, ведь рыжебородого он оттолкнул практически без усилия, хотя трактирщик был недюжинного телосложения и даже пузо, отросшее от тихой работы, не скрывало в нем лихого вояку.
Я узнал символ. МОЯ ТАТУИРОВКА. Символ почти повторял МОЮ татуировку.
- Кто я? - спросил я, заволновавшись.
- Мятежный Атом. Идущий сквозь сны. Хозяин Гидры.
- Гидра. - только и сказал я. Одно упоминание этой твари из снов наводит на меня тревогу.
- Хозяин Гидры, верно, господин… - ответил он, держа перед собой МОЙ символ. Я услышал взволнованный шепот вокруг. Муха снова раздраженно зажужжала.
- Ты знаешь, что такое атомы, старик?
- Нет, бог всех бродяг. - ответил он виновато.
- Что? - От изумления я встал. Лавка подо мной с шумом опрокинулась и тут я осознал, что для этого нужно было постараться, так как до этого она была вбита в пол. - Скажи, мне что я сплю, старик и опусти МОЙ символ.
Старик замялся и виновато ответил:
- Говорят, бог бродяг всегда спит и потому неуязвим для других богов, потому что никто не знает, где он на самом деле.
- То есть, Вы мой сон? - спросил я с неким облегчением.
- Да, Хозяин Гидры.
- Не говори мне про неё! - по всему моему телу прошлась дрожь. - Мне нужно зеркало или ведро воды.
Старик зыркнул на трактирщика и тот крикнув что-то официантке, побежал в сторону стойки, отчаянно скрипя половицами.
А я посмотрел на свои руки и обнаружил, что правая была полностью закована в сталь, а на железном наруче, именно в том месте, где моя татуировка блестел выгравированный МОЙ символ, копирующий татуировку.
На левой руке не было привычных мне часов. Только компас с шестью стрелками, указывающие свое собственное направление. Я вытянул и осмотрел пальцы в поисках кольца. Не обнаружив его, я вновь уставился на старика.
- И что означает моё появление?
- Всё, что угодно, господин. Богу бродяг не нужны причины, чтобы быть там, где он желает. Даже боги судьбы не могут вплести его в свой узор заранее.
- Боги судьбы? - вопросил я с усмешкой.
А потом дверь в трактир распахнулась и я ощутил физическое желание уйти. Я сделал шаг вперед и почувствовал, как прогибаются половицы под моим весом взглянул на обитые железом сапоги и краешек черного плаща с красным подбоем, как когда в одном из своих снов.
Я узнал его и понял, что до этого плащ принадлежал не мне. Но ноги несли меня вперед и мир позади меня исчез."
Сейчас, вместо того, чтобы рассказывать о чем-то реальном снова говорю "Хайл" и спешу записать свой сон.
"По краю кружки нагло ползла жирная здоровая муха. Она семенила шестью лапками, подымаясь в воздух при моем учащавшемся дыхании и блестя зеленым брюшком недовольно жужжа, приземлялась обратно на край, продолжая чем-то лакомиться.
Сама же кружка была деревянной и не меньше литра объемом. Я видел каждую щербинку и шероховатость обработанного дерева, окантованного двумя железными узкими полосами у днища и почти у самого края.
Потом моё внимание привлек стол. Такой же реальный, как и кружка, он блестел от залитого, судя по запаху, пива. Слева от меня его угол был срублен. Дерево было таким же темным, как и сам стол и логично было предположить, что это был несвежий сруб.
В уши бросилась затихшая музыка и я осмотрелся. Мой стол находился в центре зала. Позади меня был стойка с рыжебородым лысым трактирщиком. На его голове не было волос из-за шрама от ожога, который вязью тянулся до бровей. Он что-то раздраженно объяснял пышногрудой официантке, указывая на кухню находившиеся, позади них и та заискивающе кивала. Затем он, словно почувствовав меня, прервал разговор. Его глаза расширились от ужаса и удивления.
Подумав, что моё присутствие вряд ли может привести к таким проявлениям чувств, я посмотрел вперед.
Я сидел прямо напротив выхода и дверь то открывалась, то закрывалась из-за снующих туда-сюда людей.
Большинство из них не обращало на меня никакого внимания.
Но не музыканты со своими слушателями. Вероятнее, они увидели меня первым, потому что таращились во все глаза и находились напротив справа от моего стола.
Половицы заскрипели и раздался хриплый, подрагивающий голос возле левого срубленного угла.
- Приветствую вас! - На поясе трактирщика висел меч. Я скользнул по нему взглядом и он поспешно передвинул его на своем поясе за спину.
- Кого приветствуешь? - я действительно недоумевал. Но мои уши уловили, что стало совсем тихо, только запах жаренного мяса пощекотал мои ноздри.
Рыжебородый занервничал еще сильнее и повторил тихо:
- Вас.
- Кого именно? - я вслушался в свой голос. Он был моим и не моим одновременно. Я не пытался его запугать. Просто пытался самоопределиться в этом сне.
Рыжебородый не успел ответить, его оттолкнул в сторону сухой старик с короткой бородой и вьющимися черными локонами. И он держа перед собой висевший на цепочке символ, склонив голову, прошаркал ко мне. Выглядело немного странно, ведь рыжебородого он оттолкнул практически без усилия, хотя трактирщик был недюжинного телосложения и даже пузо, отросшее от тихой работы, не скрывало в нем лихого вояку.
Я узнал символ. МОЯ ТАТУИРОВКА. Символ почти повторял МОЮ татуировку.
- Кто я? - спросил я, заволновавшись.
- Мятежный Атом. Идущий сквозь сны. Хозяин Гидры.
- Гидра. - только и сказал я. Одно упоминание этой твари из снов наводит на меня тревогу.
- Хозяин Гидры, верно, господин… - ответил он, держа перед собой МОЙ символ. Я услышал взволнованный шепот вокруг. Муха снова раздраженно зажужжала.
- Ты знаешь, что такое атомы, старик?
- Нет, бог всех бродяг. - ответил он виновато.
- Что? - От изумления я встал. Лавка подо мной с шумом опрокинулась и тут я осознал, что для этого нужно было постараться, так как до этого она была вбита в пол. - Скажи, мне что я сплю, старик и опусти МОЙ символ.
Старик замялся и виновато ответил:
- Говорят, бог бродяг всегда спит и потому неуязвим для других богов, потому что никто не знает, где он на самом деле.
- То есть, Вы мой сон? - спросил я с неким облегчением.
- Да, Хозяин Гидры.
- Не говори мне про неё! - по всему моему телу прошлась дрожь. - Мне нужно зеркало или ведро воды.
Старик зыркнул на трактирщика и тот крикнув что-то официантке, побежал в сторону стойки, отчаянно скрипя половицами.
А я посмотрел на свои руки и обнаружил, что правая была полностью закована в сталь, а на железном наруче, именно в том месте, где моя татуировка блестел выгравированный МОЙ символ, копирующий татуировку.
На левой руке не было привычных мне часов. Только компас с шестью стрелками, указывающие свое собственное направление. Я вытянул и осмотрел пальцы в поисках кольца. Не обнаружив его, я вновь уставился на старика.
- И что означает моё появление?
- Всё, что угодно, господин. Богу бродяг не нужны причины, чтобы быть там, где он желает. Даже боги судьбы не могут вплести его в свой узор заранее.
- Боги судьбы? - вопросил я с усмешкой.
А потом дверь в трактир распахнулась и я ощутил физическое желание уйти. Я сделал шаг вперед и почувствовал, как прогибаются половицы под моим весом взглянул на обитые железом сапоги и краешек черного плаща с красным подбоем, как когда в одном из своих снов.
Я узнал его и понял, что до этого плащ принадлежал не мне. Но ноги несли меня вперед и мир позади меня исчез."
