Хуже всего полугодовыми зимами не видеть солнца, но различать в небе лишь жирные оранжевые кляксы гноя фонарей на мохнатом теле огромного свинцово-серого дохлого кита 20 часов в сутки. Под таким китом Лёва и проводил большую часть жизни - когда живешь в высоких широтах, в затерявшемся в глуби материка городе, это вполне естественный ход вещей. Но Лёва, в отличии от многих своих знакомых-приятелей, обладал странной особенностью: он яростно желал свалить из этого места, но не мог и месяца продержаться где-то вдали, на теплых берегах менее северных речек и озер. Что можно было хорошего сказать об этом месте, словно прогнившем и стоящем исключительно из-за скрепленных морозом льдов в каждой стене и дереве? Казалось, изо льда наполовину состоят и здешние люди. Но Лева не мог не любить это место и этих людей. Странно-болезненной любовью, да, но любить. Танцующему в буре, ему ничего не оставалось, лишь дарить себя в каждом такте сердца бури.